Kniha je pozoruhodná bohatou faktografiou a určitou afinitou k diskusii, popritom je zrejmá  tendencia zbezvýznamniť masarykovu akciu a zdôrazniť vplyv oboch ruských revolúcií s podrobným popisom pohybov v rakúskej -  neskôr českej - sociálnej demokracii. Vyhlásenie republiky 28. októbra malo podľa autora zo všetkých najviac prekvapiť práve Beneša. Ani udalosti na Slovensku nie sú komentované spôsobom obvyklým v našej historiografii - napríklad Jurigov parlamentný prejav je tu uvedený nasledovne: "19. októbra F. Juriga, ktorý len pred desiatimi dňami písal o neochvejnej vernosti dynastii a integrite území uhorskej koruny, vystúpil v uhorskom parlamente s vyhlásením Slovenskej národnej rady". Rúca aj jednu z najdôležitejších fabulácií slovenskej histografie o tom, že účastníci martinského zhromaždenia nevedeli o vyhlásení republiky v Prahe 28. októbra. Podľa Šmerala sa táto správa dostala na Slovensko už 29. októbra. Pozastavuje sa tiež nad tým, že deklarácia obsahovala výlučne nacionálne požiadavky a žiadne politické ciele ani demokratický program. "Martinská deklarácia bola skôr programové vyhlásenie, než štátoprávny akt, ktorý by spôsobil zmenu postavenia Slovenska.... Slabá slovenská buržoázia nebola schopná zorganizovať prevzatie moci do svojich rúk.... Keď slovenskí činitelia 30. októbra prijímali Martinskú deklaráciu, realita bola už o krok pred nimi. Mocný výbuch revolučnej energie más, ktorý 31. októbra priniesol víťazstvo buržoázno-demokratickej revolúcie v Uhorsku, v priebehu niekoľkých dní zachvátil aj celé Slovensko."
V opisovaní vývoja v novom štáte autor pochopiteľne venuje veľkú pozornosť ľavicovému hnutiu. Úspešné štrajky v priebehu roku 1918 mali za následok zvýšenie vplyvu ľavice: počet členov odborov vzrástol zo 122 tis. na 643 tis., sociálna demokracia vzrástla na 400 tis. členov. Koncom roka 1918 začal organizovaný návrat vojnových zajatcov z Ruska, čo dalo ďalši impulz posilneniu ľavice v sociálnej demokracii. Ostrý zápas prebiehajúci vnútri strany medzi boľševikmi a reformnými nacionalistami sa prejavil aj na 12. zjazde 28. decembra 1918. Na jednom kraji Modráček, na druhom Šmeral so Zápotockým a medzi nimi Soukup, Nemec a Tusar, pričom s posledne menovanými mali konkrétne plány aj Kramář a Masaryk. Pozícia Šmerala bola sťažená tým, že na zjazde musel vysvetľovať svoje pro-rakúske postoje v čase vojny. O to bojovnejšie hlásal potrebu triedneho boja, likvidácie súkromného vlastníctva...
Obdobie, ktorému sa kniha venuje, končí decembrom 1918, keď ČSR silou presadila svoju suverenitu aj na Slovensku a v Sudetoch. Môžeme len ľutovať, že autor nevydal ďalší diel, v ktorom by sa venoval vývoji v ČSR po r. 1918 (známe stretnutie Šmeral-Lenin sa uskutočnilo na jar r. 1920) - ale zmenená situácia v Československu i ZSSR po auguste 1968 už zrejme neboli naklonené pre napísanie podobnej knihy. Aj obsah prvej knihy zrejme nebol celkom po vôli súdruhom v Československu - ani v r. 1967, ale ani neskôr, knihu nevydali v Československu.
Slovenského čitateľa zrejme najviac zaujme kapitola popisujúca situáciu na Slovensku v novembri a decembri r. 1918. Keďze obsahuje prekvapujúce úvahy - napr. skúma paralely činnosti Károlyiho vlády s činnosťou Národního výboru v Prahe, zacitujeme ju celú v originále:

---

Глава 4 СЛОВАКИЯ В КОНЦЕ 1918 года
В последние дни октября 1918 г. в Словакию стали прибывать первые солдаты взбунтовавшихся частей австро-венгерской армии. Родившийся в их среде гроз­ный клич «Побрей его!» вселял ужас в тех, кто еще совсем недавно чувствовал себя вершителем их су­деб. Один из современников событий тех дней вспоми­нает: «Солдаты массами покидали фронт. Многие бро­сали ненавистное им оружие, но многие возвращались домой в полном вооружении. Они расправлялись с офи­церами, отличавшимися жестокостью в годы войны, стреляли в них, срывали с них знаки различия... Ра­дуясь окончанию войны, они открывали стрельбу из ору­жия, громили прифронтовые склады, а что не могли взять с собой — уничтожали и поджигали»[1].
Упорное стремление правящих кругов Венгрии во что бы то ни стало сохранить режим полуфеодальной реакции и национального угнетения лишь усилило мощь революционного взрыва, уничтожившего старое венгер­ское государство. В результате выступлений рабочих и солдат Будапешта в ночь на 31 октября 1918 г. реак­ционное правительство Я. Хадика было свергнуто. На основе Венгерского национального совета, в который наряду с венгерскими буржуазными либералами входи­ли и социал-демократы, возникло буржуазно-демокра­тическое правительство М. Карольи.
Весть о том, что в Будапеште произошла революция, всколыхнула всю Словакию. Волнения, начавшиеся еще в середине октября, в течение одного-двух дней Приоб­рели массовый характер. Их инициаторами чаще всего выступали возвращавшиеся с фронтов солдаты. Многие из них руководствовались не какой-то ясной целью, а лишь стремлением расправиться с виновниками жертв и страданий, которые им и их семьям принесла война. Ненависть масс, усиливаемая голодом, была направлена прежде всего против торговцев, помещиков и кулаков, чиновников венгерской администрации — всех тех, кто нажился и обогатился на войне.
Волнения, вспыхнувшие в Словакии в начале ноября 1918 г., в буржуазной литературе обычно характеризу­ются как «грабежи». Правда, даже многие буржуазные авторы морально оправдывали действия масс. Так, В. Шробар, принимавший активное участие в наведении «спокойствия и порядка» на территории Словакии, пи­сал: «Это борьба с довоенным венгерским режимом и особенно с военными бедствиями населения. Женщины и дети в деревнях голодают, поэтому деревня бунтует против господ, против евреев-торговцев, у которых всег­да были и есть большие запасы продовольствия, против арендаторов поместий, нотаров (чиновников местной администрации.— Я. Ш.), которые проводили несправед­ливые реквизиции, угнетали, издевались над женщинами в связи с выдачей военных пособий, против всех учреж­дений и начальников, которые служили государству и хотели бы и в условиях „свободы" держать народ в узде и заставить его подчиниться»[2].
Бурное развитие революционного движения почти повсеместно привело к полному развалу старого госу­дарственного аппарата. Уже 2 ноября начальник жан­дармерии Кошицкого района доносил министерству вну­тренних дел в Будапешт: «В районе, который находится под моим контролем, угрожающим образом нарушается порядок и общественная безопасность. Анархия повсю­ду начинает Поднимать голову. Вооруженные солдаты во многих местах собираются в банды... Они атакуют ка­зармы, нападают на жандармов, оскорбляют и разору­жают их. Прешовского окружного начальника застрели­ли. В других местах жизнь людей также находится под угрозой.
Сосредоточить части в угрожаемых местах невозмож­но, так как солдаты задерживают и разоружают пере­дислоцируемых жандармов... Жандармерия беспомощна, так как у нее не хватает сил, выделенных воинских частей мало и они ненадежны» [3] Не удивительно, что в этой обстановке началось мае- } совое бегство представителей венгерской администрации. С начала ноября какая-либо централизованная власть в большинстве районов Словакии практически переста­ла существовать. Старые органы власти сохранились лишь в некоторых городах. Но и они оказались совер­шенно бессильными и чаще всего выступали в роли пас­сивных наблюдателей. В свою очередь и Словацкий на­циональный совет, объявивший себя представителем словацкой нации, был лишен реальных сил и возмож­ностей для установления контроля над территорией Сло­вакии. Наконец, отсутствовало и сколько-нибудь замет­ное централизованное руководство со стороны отдель­ных партий, прежде всего венгерской и словацкой социал-демократии, представлявших в то время, несом­ненно, наиболее значительное политическое течение в Словакии.
В зависимости от конкретного соотношения сил на местах ситуация в Словакии менялась в те дни не толь­ко от района к району, но, буквально, от деревни к де­ревне. В сельской местности власть п'ерешла в руки местных национальных советов. Некоторые из них ока­зались под контролем богатых крестьян и торговцев, но во многих преобладали трудящиеся элементы, среди ко­торых особенно активную роль играли бывшие солда­ты, вернувшиеся из русского плена[4]. Деятельность этих советов была порой весьма радикальной. Они арестовы­вали и выносили приговоры спекулянтам-торговцам, жандармам и чиновникам, проявлявшим к населению особую жестокость[5]. Широкое распространение получи­ла конфискация продовольствия и других предметов потребления у торговцев и помещиков. Многие советы добились пересмотра трудовых соглашений и договоров об аренде земли, а в отдельных местах стали осущест­влять раздел скота и инвентаря, принадлежащих п'оме­щикам, начала подготовительные мероприятия по раз­делу помещичьей земли. В отдельных деревнях форми­ровались вооруженные отряды, оказывавшие сопротив­ление карательным экспедициям, '«национальной гвардии» и «гражданской охране».
Однако большая революционная энергия масс неред­ко сочеталась с распространением среди них самых на­ивных политических иллюзий и представлений. В этом смысле показательно, например, выступление лесору­бов в Центральной Словакии, которые прогнали чинов­ников и жандармов и с помощью оружия перекрыли на несколько недель доступ в долину Черного Балога. Но это серьезное выступление, которое не удалось сломить силой оружия, было парализовано с помощью нацио­нальной демагогии. Правый социал-демократ Горват, направленный в Центральную Словакию министром правительства Крамаржа В. Шробаром, сумел довольно легко уговорить восставших сложить оружие, убеждая их в том, что с созданием Чехословацкого государства национальная и социальная свобода уже завоевана и всякая дальнейшая борьба теряет смысл[6]. Таков был неизбежный удел движения, которое при всем своем радикализме и массовости оставалось без серьезного революционного политического руководства.
В городах обстановка также складывалась по-разно­му. Кое-где переворот сопровождался примитивными проявлениями стихийной классовой мести бедных про­тив богатых. Вот как ветеран словацкого рабочего дви­жения М. Беньо описывает события, произошедшие в ночь на 1 ноября 1918 г. в Прешове. «Я помню этот вечер. Было холодно, но улицы города были полны лю­дей, шума, солдаты и гражданские лица — все переме­шалось. Что-то носилось в воздухе, напряжение росло... На балкон вышел командир местного гарнизона майор фон Изекутц. Он рассказал собравшейся толпе, что произошло в Будапеште, что монархия распалась и власть в Венгрии перешла в руки правительства Карольи. В конце выступления он специально обратился к солдатам и сказал: „А теперь каждый может идти, куда хочет, и делать, что хочет".
Среди солдат было много подвыпивших, и заключи­тельную часть речи начальника гарнизона они воспри­няли буквально... Объединившись в большие и малые группы, они начали громить магазины... В ту же ночь районный начальник объявил осадное положение и создал чрезвычайный суд. На местный гарнизон наде­яться не приходилось, поэтому было вызвано подкреп­ление из Спишской Новой Вси. Рано утром по городской мостовой загрохотали сапоги солдат, пришедших „на помощь". И они стали „помогать" населению. Всех за­стигнутых на улицах задерживали, арестовывали и пе­редавали чрезвычайному суду... Расстрел — так звучал приговор, не подлежавший обжалованию. Это было убий­ство многих совершенно невинных людей»[7].
К стихийным выступлениям солдат и городской бед­ноты нередко присоединялись и деклассированные эле­менты, стремившиеся воспользоваться сложившейся об­становкой для собственного обогащения. Тем не менее в ходе этих волнений мы почти не встречаемся с приме­рами физической расправы с представителями имущих классов. Зато там, где буржуазия смогла опереться на вооруженную силу, она проявляла при их подавлении крайнюю жестокость. В одном лишь Прешове 1 ноября было казнено 34 участника волнений[8].

Своеобразно развертывались события в городе Нове Место над Вагом. С первых дней ноября представители местных буржуазных кругов начали формировать отря­ды так называемой гражданской гвардии, основной за­дачей которой была охрана собственности. Среди насе­ления распространялось воззвание словацкой нацио­нальной партии с призывом беречь частную собствен­ность всех лиц, независимо от их национальности и вероисповедания. Особенное беспокойство имущих сло­ев города вызывали революционно настроенные солда­ты, возвращавшиеся с фронта. Поскольку командование близлежащего венгерского гарнизона не смогло выпол­нить просьбу о посылке в Нове Место вооруженных ча­стей, городская верхушка попыталась успокоить возвра­щабшихся солдат иным путем. Их торжественно встре­чали на вокзале, кормили хорошим обедом и... старались поскорее выпроводить из города[9]. Использовалась и национальная демагогия. Председатель местного нацио­нального комитета Маркович выступил с заявлением, в котором подчеркивал, что национальные права слова­ков смогут быть обеспечены лишь при условии, если бу­дет сохранен «порядок, личная безопасность и неприко­сновенность имущества»[10].
3 ноября «отцам города» удалось договориться с группой венгерских солдат, направлявшихся из Праги на родину. За большую сумму денег и продовольствия они обязались обеспечить охрану порядка. Но когда на на следующий день в городе возникла перестрелка, от­ряд решил удалиться восвояси. Солдаты и население начали громить магазины и продовольственные склады. Лишь в результате вооруженного вмешательства отря­дов «национальной гвардии» и пришедшей им на по­мощь небольшой группы «соколов» из Моравии волне­ния удалось подавить.
С начала ноября 1918 г. во многих городах Словакии власть оказалась в руках смешанных венгеро-словац-ких, а нередко и действовавших параллельно венгер­ских и словацких национальных советов, в которых пре­обладали буржуазные элементы. Свою основную задачу эти органы видели в том, чтобы сохранить неприкосно­венность частной собственности и подавить движение трудящихся. Здесь мы снова встречаем знакомые уже нам призывы к сохранению «спокойствия и порядка». Типичным в этом отношении являлось воззвание Нацио­нального совета в Тренчине, в котором говорилось: «Тот, кто уничтожает и повреждает имущество и угрожает жизни ближних, является врагом своего народа. Тот, кто нарушает покой и порядок — основу всего государ­ственного устройства,— тот враг народа и своей на­ции...»[11]
Но дело не ограничивалось одними лишь призывами. Уже в конце октября буржуазные национальные советы приступили к формированию добровольческих отрядов «национальной гвардии». В их состав входили преимущественно молодежь из богатых семей, представители буржуазной интеллигенции, бывшие офицеры, жандар­мы, чиновники. Многие из этих отрядов с необычайной жестокостью расправлялись с рабочими и крестьянами, пытавшимися нередко в весьма наивных и примитивных формах ликвидировать имущественные привилегии бога­тых. В своем дневнике В. Шробар следующим образом охарактеризовал их действия: «В городах создаются „карательные экспедиции" (штраф-экспедиции) из 12—14 юнцов, которые вооружаются ручными гранатами и лег­комысленно используют их против сельского населения, которое бунтует или пытается проникнуть в города с целью „грабежей". В Загоре произошло столкновение между ними и крестьянским населением — сообщают о 40 убитых. То же случилось и в Ступаве, и в Девинской Новой Вси, где также текла кровь»[12]. В одном из сооб­щений, направленном Словацкому национальному сове­ту, описывалась карательная экспедиция, предпринятая в ответ на разгром голодающим населением окрестных деревень нескольких магазинов в городе Лученец. «Воен­ный совет в Лученце направил в деревню отряды, руко­водимые родственниками потерпевших... Эти отряды, ругая словаков, устроили кровопролитие. Они расстрели­вали, избивали, мучали и казнили самым гнусным обра­зом... В Малинце и Латнах они застрелили 7 человек, мучали и пытали многие десятки людей. В Тргановой расстреляли десятки словаков. В Гринёвой перебили де­сятки людей, как зайцев в поле...»[13]
Но подобный произвол представители господствую­щих классов могли позволить себе далеко не везде. Это касалось прежде всего тех центров, где существовали сильные рабочие организации, а с конца октября 1918 г. начали возникать и рабочие советы. Общее их число на территории Словакии достигало в то время, по некото­рым данным, 200 [14]. По характеру своей деятельности большинство из них не выходило за рамки представи­тельных профессиональных организаций. Такое ограни­чение функций рабочих советов соответствовало и духу соглашения руководства венгерской социал-демократии с правительством Карольи и Венгерским национальным советом, согласно которому созданные революционным путем органы не должны были вмешиваться в действия административных органов[15]. Однако некоторые рабочие советы (в Сабинове, Левоче, отчасти Братиславе) взяли на себя значительно более широкие полномочия. Рабо­чий совет в Кошицах, в котором активную роль играли левые социал-демократы, оказывал большое влияние на деятельность местного Национального комитета, создан­ного на паритетных началах из представителей социал-демократов, буржуазных партий и военнослужащих[16]. Особого внимания заслуживает деятельность рабочего совета во Врутках, созданного 26 октября 1918 г. Свою деятельность он начал со следующего заявления:
«

1. Рабочий совет врутоцких рабочих берет в свои руки всю исполнительную власть во Врутках и приле­гающем районе.
2. Он отвечает за нормальный ход общественной жизни, порядок и безопасность всех граждан.
3. Все учреждения и общественные организации под­чиняются рабочему совету и ответственны перед ним.
4. Жандармские и другие вооруженные формирова­ния в районе Врутки подчиняются рабочему совету»[17].

Рабочий совет во Врутках вначале признавал власть Словацкого национального совета и даже имел там сво­его представителя. Но вскоре их пути разошлись. Во Врутках были арестованы представители старой адми­нистрации, разоружена жандармерия, установлен рабо­чий контроль на промышленных и торговых предпри­ятиях. Совет конфисковал скрываемые торговцами из­лишки Продовольствия, оказывал материальную помощь безработным и нуждающимся[18]. Действенность меро­приятий рабочего совета во Врутках в значительной степени объяснялась тем, что первоначально он опирал­ся на совместную поддержку словацких и венгерских
трудящихся. Но вскоре некоторые националистически настроенные члены совета начали выступать против идеи интернациональной солидарности. Они потребова­ли признания привилегий за словацким языком, разо­ружения рабочих отрядов, ликвидации контроля совета над работой учреждений и предприятий[19]. Их поддер­жали и прибывшие сюда представители руководства социал-демократической партии, ссылавшиеся, в частно­сти, на директивы, полученные от правительства Кра-маржа. Но их попытки встретили сопротивление рево­люционно настроенных членов совета. Оно было окон­чательно сломлено лишь тогда, когда в город вошли чехословацкие легионы, арестовавшие наиболее актив­ных представителей рабочих.
Так же, как и в Чешских землях, в Словакии, особен­но в тех ее районах, где основную массу трудящихся со­ставляли словаки, а большинство представителей гос­подствующих слоев было венграми или считало себя ими, возникала живительная почва для перерастания со­циальных конфликтов в национальные. Тем не менее, на­сколько позволяют судить имеющиеся в нашем распоря­жении материалы, в выступлениях масс, развернувшихся в Словакии в момент распада Австро-Венгрии, нацио­нальные моменты первоначально играли второстепенную роль. Об известном росте национального самосознания словацких трудящихся свидетельствовали митинги, про­ходившие в некоторых городах под лозунгом чешско-словацкого государственного единства. В отдельных районах национальные советы вводили Преподавание на словацком языке, меняли венгерские названия населен­ных пунктов на словацкие и т. д. Но в целом основную массу словацких трудящихся социальные вопросы вол­новали гораздо больше, чем национальные.[20] Выходив­шая в Кошицах венгерская социал-демократическая га­зета «Кашшаи мункаш» 23 ноября 1918 г. в этой связи писала: «Прежде всего необходимо констатировать, что большинство убегающих венгров составляют чиновники, нотары, помещики, торговцы и священники — одним словом те, кто в период мира, а особенно во время вой­ны выступали в роли тиранов и эксплуататоров бедня­ков. Народ преследует этих господ не за то, что они венгры, а за совершенные ими преступления... Словацко­му населению и в голову не придет обижать бедного венгерского рабочего, который попал сюда из Нижней Венгрии...»[21]
Носителями национальной вражды и ненависти были не революционно настроенные массы, а представители имущих классов различных национальностей. Действия венгерских капиталистов и помещиков, стремившихся утопить в крови стихийные революционные выступления трудящихся, нередко приобретали ярко выраженную ан­тисловацкую направленность. В свою очередь чешские буржуазные политики стремились разжечь среди сло­вацких трудящихся антивенгерские чувства, а словац­кие буржуа и клерикалы зачастую пытались направить возмущение масс в русло антисемитизма.

Надежды венгерских националистов на сохранение своего господства в Словакии в определенной мере по­догревались той политикой, которую проводило прави­тельство Карольи по отношению к революционному и национально-освободительному движению. Характери­зуя первые итоги политики правительства Карольи, ли­дер венгерских правых социал-демократов Э. Тарами писал: «Между тем деятельность правительства приве­ла к определенным сдвигам. Это была нелегкая задача, поскольку во всей стране распался административный аппарат, везде' создавались местные национальные сове­ты и рабочие советы, которые захватили исполнительную власть... После нескольких дней хаоса Национальный совет постановил, что вся власть принадлежит прави­тельству и что отныне решение всех вопросов должны принимать старые органы власти, а не национальные и рабочие советы и что все чиновники могут получать указания лишь от правительства. С тех пор постепенно кое-как удалось восстановить порядок»[22].
Сходство между действиями правительства Карольи и Пражского Национального комитета, направленными на восстановление старого государственного аппарата, порой просто поразительно. Так, в одном из обращений правительства Карольи говорилось: «Пусть народ властвует над собой, пусть он властвует над своими бур­ными страстями, пусть он повсеместно препятствует на­рушению спокойствия, и тогда родина будет спасена и перед нами откроется прекрасное будущее»[23]. Это почти дословно совпадало с текстом «10 заповедей чехословац­кого гражданина», которые распространялись в Праге в первые дни после провозглашения Чехословацкого го­сударства. |
Конечно, как внутреннее, так и международное положение правительства Карольи было значительно сложнее, чем правительства Крамаржа. Если в Чехии буржуазному правительству практически с самого момента распада Австро-Венгрии удалось сохранить за собой контроль над положением, то в Венгрии, несмотря на ' известную консолидацию нового буржуазного режима, продолжали сохраняться элементы двоевластия, и пра­вительству неоднократно приходилось уступать требова- ! ниям революционных органов власти на местах. К тому же Венгрия относилась к числу побежденных стран. Все это заставляло правительство Карольи Проявлять мак­симум гибкости в своей политике, в том числе и в подхо­де к национальному вопросу.
Одной из основных его забот было стремление сохранить контроль над невенгерскими национальностями, входившими в состав старой Венгрии. Еще за две недели до окончательного распада Австро-Венгрии М. Карольи, выступая в будапештском сейме, подчеркивал, ! что при сложившейся ситуации достижение этой цели сможет обеспечить только более гибкий подход к нацио­нальному вопросу. «Решить национальный вопрос,— го­ворил он,— необходимо с точки зрения внешнеполитиче­ской, внутренней и с точки зрения мира. Речь идет о главной цели — сохранении целостности Венгрии» [24]

Своеобразная трактовка национального вопроса содер­жалась и в программном манифесте Венгерского нацио­нального совета, Полностью воспринятом затем и прави­тельством Карольи. «Народам страны, не говорящим на венгерском языке, необходимо полностью обеспечить право на самоопределение в духе принципов Вильсона, сохраняя убежденность, что эти принципы не только не угрожают территориальной целостности Венгрии, но и создают для нее самый прочный фундамент»[25]. Такова была типичная для буржуазно-либеральных шовинистов трактовка национального вопроса, признававшая на сло­вах право угнетенных наций на самоопределение, но тут же сводящая его на нет путем отрицания или, по край­ней мере, замалчивания их Права на государственное отделение.
Уже на следующий день после принятия Мартинской декларации М. Карольи обратился к Словацкому нацио­нальному совету с приветственной телеграммой. Учиты­вая крайнюю неясность сложившейся ситуации, ее автор всемерно подчеркивал свою готовность найти взаимо­приемлемое решение словацкого вопроса, выражая вместе с тем надежду, что Словакия по-прежнему оста­нется в составе Венгрии. «Мы стоим на той точке зре­ния,— говорилось в телеграмме,—что каждой нации принадлежит священное право на самоопределение. Словацкий национальный совет примет решение, кото­рое он считает с точки зрения словацкой нации наилуч­шим... Мы хотим сказать, что, по нашему глубокому убеждению, словаки и венгерская нация связаны друг с другом, и в мирном решении и братском сотрудничестве мы должны искать наше лучшее будущее...»[26]. Ответ Словацкого национального совета был также любез­ным. Но в нем содержалась неприятная для правитель­ства Карольи фраза: «Чехословацкая нация хочет оста­ваться добрым соседом и братом венгерской нации»[27]. По существу это представляло собой недвусмысленный намек на то, что Словакия не останется в составе вен­герского государства. Но в Последующие дни и недели, когда выяснилось, что по вопросу о будущем Словакии еще предстоит серьезная борьба, руководители Словац­кого национального совета заняли значительно более неопределенную позицию.
О том, сколь неуверенно чувствовали себя словацкие буржуазные политики, свидетельствовало совещание, состоявшееся 31 октября в Турчанском Мартине. В этот день оставшаяся в городе группа членов Словацкого на­ционального совета неофициально обсуждала вопрос о характере будущей власти на территории Словакии. Судя по воспоминаниям участников совещания, предста­вители всех направлений единодушно высказались про­тив установления демократического режима в Словакии, считая, что словацкий народ для этого недостаточно созрел[28]. Ссылаясь на засилье венгерских элементов и недостаточное развитие чувства национального самосо­знания у основной массы словацкого населения, они за­являли, что в Словакии в течение 5—10 лет следует уп­равлять неконституционными, диктаторскими методами и лишь тогда можно будет поставить вопрос о введении демократических форм власти, местного самоуправления или автономии [29]. Хотя позднее выступления участников совещания 31 октября получили совершенно различное толкование, одно совершенно бесспорно: среди словац­ких буржуазных деятелей различных направлений не нашлось в то время ни одного, кто связывал бы осуще­ствление выдвигаемых им планов с опорой на силы соб­ственного народа. Все надежды они возлагали на по­мощь других, более сильных национальных группировок буржуазии. Основной ориентацией представителей сло­вацких политических кругов оставалась ориентация на Прагу. Это было характерно в то время не только для социал-демократов и гласистов, но и для клерикально-людяцкой группировки, которую многое связывало с клерикально-феодальными институтами старой Венгрии. Лидер клерикалов А. Глинка, снискавший позднее пе­чальную известность в роли духовного отца сепаратист­ского клерикально-фашистского движения, в ноябре 1918 г. выступал в ряде городов Словакии с проповедя­ми, сопровождавшимися принятием клятвы верности идее чешско-словацкого единства[30]. Но уже тогда у клерикалов стали возникать опасения, что тесное сбли­жение с чешским народом, с его демократическими тра­дициями, развитым пролетариатом и массовым рабочим движением могло бы способствовать распространению атеизма, демократических и революционных идей среди словацкого населения. Вот почему уже в середине декаб­ря 1918 г. А. Глинка писал: «Я не смог бы спокойно умереть, если бы социалисты и большевики завоевали на свою сторону наши массы. Я не был бы достоин того места, которое занимаю, если бы я не сказал чешскому радикализму: доколе!»[31]. Однако подобные опасения относились скорее к будущему, чем к настоящему. Пока же Прага оставалась главным центром, откуда слабая словацкая буржуазия могла ожидать помощи в восста­новлении и дальнейшем расширении своих националь­ных классовых позиций.
Следует отметить, что словацкие буржуазные груп­пировки, пропагандируя идею государственного объеди­нения чехов и словаков, воздерживались от организации каких-либо массовых активных действий в поддержку ее осуществления. Наоборот, на собраниях и митингах, в материалах словацкой буржуазной печати всемерно распространялась мысль о том, что массы должны по-прежнему пассивно Подчиняться представителям старой администрации. Так, один из ведущих деятелей словац­кого буржуазного лагеря Ф. Юрига 5 ноября в газете «Словенские людове новины» писал: «Никто не может быть судьей собственной правды! Всему свое время и свой суд. Ждите, пока новый строй мира исправит все кривды, залечит все раны. Проявляйте терпеливость, пока не установится новый строй нового мира. Слушай­тесь местного начальства, пока не будет установлен но­вый строй!»[32].
Примерно с середины ноября 1918 г. среди консерва­тивных словацких кругов усилились сомнения в том, удастся ли на практике реализовать идею государст­венного объединения чехов и словаков. Эти настроения нашли отражение и на страницах словацкой буржуаз­ной печати. Так, газета «Словенске людове новины», подчеркивая преимущества, ожидающие Словакию в случае ее присоединения к Чехословацкому государству, в то же время писала: «Но если бы мы в будущем при­надлежали к венгерской республике, то и тогда у нас было бы самоуправление» [33]. Продолжались поиски ка­кого-либо временного компромиссного решения, которое, не отвергая в принципе идею Чехословацкого государст­ва, оказалось бы в то же время приемлемым для прави­тельства Карольи, безоговорочно стоявшего на платфор­ме целостности многонационального венгерского госу­дарства. Немалую роль, несомненно, играл страх сло­вацких буожуазных кругов перед революционным дви­жением. «Тогда было ясно, что даже самая плохая власть лучше, чем никакая, и что власть представляет собой институт божий»[34]. Это высказывание, приведен­ное в воспоминаниях священника М. Бодицкого, разде­ляли в то время многие словацкие буржуазные полити­ки. Показательна, например, мысль одного из авторов Мартинской декларации С. Зоха, предложившего Сло­вацкому национальному совету согласиться с тем, чтобы правительство Карольи назначило в Словакию своего наместника и на основе договоренности с представите­лями словацких политических группировок само сфор­мировало органы местной власти[35].
Ситуация, сложившаяся в Словакии, вызвала нема­лое беспокойство и в чешских буржуазных кругах. На заседании Пражского Национального комитета один из делегатов говорил: «В ряде мест, особенно в запад­ных областях, откуда ушли войска, раздаются, ради бога, просьбы о военной помощи, прежде всего чешской, о том, чтобы без промедления туда были посланы чеш­ские полки, так как их считают дисциплинированными, а часть словацких полков не справляется, потому что они соединены с венгерскими или немецкими элемента­ми, проникнутыми большевизмом...»[36]. В еше более дра­матических тонах описывал положение в Словакии на­ходившийся в Праге член Словацкого национального со­вета Иванка. Его особенно волновало то, что массовое движение в Словакии вышло за национальные рамки и было направлено против эксплуататоров вообще, независимо от их национальной принадлежности. «Конеч­но,— восклицал он,— эти беспорядки явно перенесены из России и в общем проводятся большевистскими ме­тодами. Они... затронули и лучших, более зажиточных, словацких хозяев. Беднота совсем по-большевистски бросается и на собственных людей...»[37]
Подобные призывы заставили Пражский Национальный комитет ускорить действия, направленные на уста­новление контроля над Словакией. 4 ноября в Праге было создано так называемое временное правительство Словакии во главе с В. Шробаром [38]. Оно получило от Пражского Национального комитета инструкцию «установить порядок там, где это воз­можно, и воспрепятствовать большевистской револю­ции»[39]. В действительности же стремление приостано­вить развитие революционного движения отражало лишь одну сторону политики чешских буржуазных кру­гов в отношении Словакии. Но была еще и другая сто­рона, о которой весьма недвусмысленно высказался В. Шробар. «Кто первый наложит руку на Словакию,— писал он,— тот будет владеть ею Постоянно» [40].
Тем не менее руководители Пражского Националь­ного комитета, не желая создать у правящих кругов Антанты впечатление, что их намерены поставить перед свершившимся фактом, пытались изобразить предпри­нятые ими действия исключительно как полицейскую операцию. Крамарж в телеграмме Карольи сообщал: «Мы пришли в Словакию лишь для того, чтобы поме­шать насилию и анархии, так как венгерские админи­стративные органы и жандармы покинули свои ме­ста»[41]. Венгерскому представителю в Праге было сооб­щено, что «продвижение чешских войск в Словакию преследует, главным образом, стратегическую цель, т. е. защитить Центральную Европу от возможного вторже­ния большевиков из России, а также предпринять не­обходимые меры против попыток Маккензена[42]. К стра­тегическим мерам относится также предполагаемая ок­купация некоторых районов, населенных венграми»[43]. Это была очередная попытка обеспечить себе поддержку правящих кругов Антанты, используя лозунг «борьбы с большевизмом».
Поскольку Пражский Национальный комитет не рас­полагал в то время достаточными вооруженными сила­ми, он смог придать Шробару лишь небольшой отряд жандармов, обещая прислать в скором времени Под­крепления[44]. К Ю ноября, когда было создано так на­зываемое оперативное командование в Словакии, воз­главляемое старым австрийским генералом Штикой, в его распоряжении оказалось лишь несколько сот чело­век. Кроме жандармов, Штике подчинялись остатки не­скольких разрозненных воинских частей, дополненных добровольцами. Часть из них составляли авантюристы, отправившиеся в Словакию в поисках легкой наживы и приключений[45]. 2 ноября они пересекли словацкую гра­ницу и, продвигаясь по железной дороге, в течение не­скольких дней заняли города Тренчин, Жилину и Врут-ки, оставленные венгерскими войсками[46]. В занятых районах добровольцы вели себя как завоеватели. «Эти войска,— писал Шробар,— даже тогда, когда они мирно жили в наших городах, вели себя так позорно, что на-'-, носили больший ущерб чешскому имени, чем тогда, ког­да они, разгромленные, бежали за границу Слова­кии»[47]. В таких условиях им не Приходилось рассчиты­вать на поддержку местного населения[48]. Поход в Сло­вакию, организованный Пражским Национальным ко­митетом, превратился в безнадежную авантюру.
Одним из первых это понял сам Шробар, обосно­вавшийся в пограничном с Моравией словацком городке Скалице. Пробыв сутки на территории Словакии, он уже 6 ноября отправился обратно в Прагу. Вскоре пре­кратилась деятельность его правительства, успевшего опубликовать лишь декларацию о вхождении Словакии в состав Чехословацкого государства и принять решение о введении в школах обучения на словацком язы­ке[49]. Борьба между Прагой и Будапештом за овладение Словакией разгорелась с новой силой. Правительство Карольи вначале считалось с возможностью оккупации I Словакии войсками союзников. Стремясь избежать кон­фликта с державами Антанты, оно дало подчиненным ему органам указание установить связь с оккупационными войсками (в том числе и с войсками Чехословац­кого государства) и «действовать в согласии с ними в интересах обеспечения общественного Порядка»[50]. Вен­герский представитель в Праге заявил, что его прави­тельство «отдает себя на милость и немилость Пражского Национального комитета», но просил хотя бы формально не оспаривать принцип территориальной целост­ности венгерского государства в его прежних границах. Он подчеркивал, что в противном случае правительство I Карольи не смогло бы удержать власть[51]. Но уже вско­ре представители Будапешта попытались заговорить другим языком. 13 ноября в Белграде была подписана конвенция о перемирии между державами Антанты и Венгрией. В тексте конвенции предусматривалось, что за исключением Хорватии-Словении гражданская админи­страция остается в руках существующего правительства и что союзники не будут вмешиваться во внутренние де­ла венгерского государства[52]. Подписание этой конвен­ции воскресило надежды венгерских правящих кругов на то, что им удастся сохранить свой контроль над Словакией.
Еще до официального подписания перемирия прави­тельство Венгрии опубликовало 11 ноября заявление, в котором выражало протест п'ротив ввода в Словакию чешских войск. Оно объявило о своем намерении защи­щать границы венгерского государства любыми сред­ствами, вплоть до применения оружия. Железнодорож­ной администрации и органам связи, находившимся на территории Словакии, было дано указание не подчинять­ся приказам чехословацких властей[53]. Венгерское ко­мандование в Братиславе направило командованию че­хословацких войск ультиматум с требованием немедлен­но очистить занятую ими территорию[54]. Вслед за этим начались военные действия. Несмотря на то что вен­герская сторона располагала довольно ограниченными силами, она сразу же добилась серьезных успехов. По­сле нескольких небольших перестрелок войска генерала Штики в панике разбежались. Оправдывая эти дейст­вия, венгерский премьер ссылался в ноте, адресованной правительству Крамаржа, на то, что ввод чехословац­ких войск на территорию Словакии противоречит усло­виям Белградского перемирия[55].
Однако представители венгерских правящих кругов хорошо Понимали, что решение вопроса о будущем Сло­вакии зависит от развития не только военных, но и политических событий. Поэтому правительство Карольи выдвинуло идею передачи контроля над территорией Словакии в руки Словацкого национального совета при условии, что он признает целостность венгерского госу­дарства в его прежних границах и его суверенитет над Словакией[56]. Вместе с тем оно предприняло ряд шагов, чтобы укрепить свою популярность среди словацкого населения. Несколько повышена была заработная плата рабочих, введены пособия для демобилизованных сол­дат и безработных. Но наиболее щедрыми венгерские правящие круги оказались на обещания. Они сулили мир, узаконение демократических свобод, землю для крестьян и т. д., неизменно подчеркивая, что все пере­численные блага не будут распространяться на лиц, на­рушающих порядок или участвующих в насильственном разделе земли. Словакам была обещана полная авто­номия. Министр сельского хозяйства венгерского прави­тельства Бужа в специальном воззвании, озаглавленном «К моим словацким братьям!», писал: «Народное прави­тельство заботится о вас так же, как и о венграх. В этой стране у каждого будет работа, заработок, кусок хлеба. Будет и земля. Отныне вы будете не батраками земли, а ее хозяевами...» В свидетели того, что Словакия должна принадлежать Венгрии, венгерский министр призывал даже природу: «Ваг, Грон, Ипель текут не в Мораву, а в Дунай. Они текут не к Праге, а к Будапеш­ту. Даже природа хочет, чтобы ваша земля входила в состав Венгрии. В Венгрии вам будет лучше, у вас будет больше денег, больше хлеба, чем в Чехии»[57].
Но одни лишь красивые слова не могли заменить национальной свободы, а обещания не прибавляли кре­стьянам земли. Перед лицом суровой действительности иллюзии «о подлинно народном» характере правитель­ства Карольи стали все больше рассеиваться. Учитывая это, венгерское правительство несколько изменило так­тику. Вместо того чтобы прямо выступать за сохране­ние Словакии в рамках венгерского государства, оно стало выдвигать идею создания «самостоятельной» Сло­вакии. В его расчеты входило не допустить объединения Словакии с Чешскими землями и добиться создания здесь марионеточного режима, зависимого от Буда­пешта.
В конце ноября агент венгерского правительства пре-шовский архивариус. В. Дворчак начал выступать за создание Восточнословацкой республики, которая должна была представлять собою нечто вроде венгер­ско-словацкого кондоминиума[58]. Поскольку его призыв не встретил поддержки в массах, Дворчаку пришлось действовать по-другому. По договоренности с минист­ром национальностей будапештского правительства О. Яси он выступил с планом создания «самостоятель­ной» Словацкой республики.[59] Осуществить эту идею предполагалось при помощи... сохранившихся органов венгерской администрации. Ряд окружных начальников (жупанов) получил указание распространить на словац­ком языке листовки, агитирующие за разрыв с чехами и венграми (!) и за создание «самостоятельной» Сло­вацкой республики. 11 декабря Дворчак в Кошицах попытался провозгласить такую республику. Но резуль­тат его выступления оказался плачевным. Оно вызвало бурную реакцию местного населения. Группе венгерских офицеров с трудом удалось спасти новоиспеченного гла­ву государства от самосуда[60].
Попытки создания зависимого от Венгрии марионе­точного режима вызвали отрицательную реакцию и в некоторых других районах Словации. В знак протеста против выступления Дворчака 15 декабря в Соливаре, недалеко от Прешова, собралось около тысячи предста­вителей от северных и северо-восточных районов Сло­вакии. В резолюции, принятой этим собранием, гово­рилось: «Мы единогласно заявляем о несогласии с господами, которые провозглашают в Кошицах самосто­ятельную республику, и не признаем их своими пред­ставителями... Мы требуем словацкого самоуправления и полной свободы для словаков в рамках Чехословац­кой республики»[61]. Аналогичные выступления произо­шли в некоторых других районах Словакии.
Насколько можно судить по отрывочным и неполным данным, несколько недель острых классовых боев, в ко­торых в целом ряде районов Словакии по разные сторо­ны баррикад стояли главным образом представители венгерских господствующих классов, с одной стороны, и словацкие трудящиеся — с другой, привели к росту по­пулярности в массах идеи объединения чешского и сло­вацкого народов в едином государстве. Возникала воз­можность опереться на массовое движение словацкого народа для организации решительной борьбы за его на­циональное освобождение. Однако деятели Словацкого национального совета по-прежнему предпочитали решать вопрос о будущем Словакии путем соглашения с венгер­ским правительством. 25 ноября делегация Словацкого национального совета во главе с М. Годжей начала в Будапеште переговоры с правительством Карольи. Сам Годжа позднее мотивировал этот шаг следующим обра­зом: «Словаки,—писал он,— должны были сделать в Словакии то же, что произошло 28 октября в Праге»[62]. Член делегации М. Дьюла также оправдывался ссылка­ми на то, что «обе стороны были заинтересованы в том, чтобы до заключения мира сохранить порядок: с одной стороны — преодолеть погромы, с другой — жестокость безответственных венгерских легионов и не допустить приостановки производства и деятельности админист­рации»[63].
Вопрос о венгеро-словацких переговорах обсуждался 29 ноября 1918 г. на заседании венгерского правительст­ва. Было констатировано, что при сложившейся обста­новке нельзя рассчитывать на успех в случае прямого военного столкновения с Чехословакией, и поэтому сле­дует попытаться оторвать Словакию от Чехии путем со­глашения со Словацким национальным советом[64].
В ходе переговоров между делегацией Словацкого национального совета и венгерским министром по делам национальностей О. Яси была в основном достигнута до­говоренность о временном статусе Словакии. Предпола­галось, что администрация в Центральной и Северной Словакии передается в руки Словацкого национального совета, причем транспорт, связь и финансы останутся под венгерским контролем; контроль над армией также сохранялся в руках центрального венгерского прави­тельства. М. Карольи в этой связи отмечал: «Перегово­ры, которые я вел с признанными вождями словаков, всегда исходили из того, что словаки получат автоно­мию, но эта автономия не будет означать отделения от Венгрии»[65].
Однако по ряду вопросов договориться не удалось. Венгерское правительство настаивало на сохранении своей власти в Восточной Словакии, не соглашалось на передачу системы образования в руки Словацкого на­ционального совета. Споры возникали также по вопросу о формах представительства Словакии в общевенгер­ском парламенте. Учитывая сложившуюся обстановку, Карольи на заседании правительства 1 декабря предло­жил продолжить переговоры с тем, чтобы сохранить у Годжи надежду на достижение компромисса, но не да­вать окончательного согласия на выдвигаемые им тре­бования[66].
Просочившиеся в печать сведения о венгеро-словац-ких переговорах вызвали в Праге бурную реакцию. Пра­вительство Крамаржа в официальном заявлении публич­но дезавуировало действия Годжи и других деятелей Словацкого национального совета. Оно заявило, что ни­кому не давало полномочий вести переговоры с венгер­ским правительством по экономическим, политическим и военным вопросам. Одновременно Бенеш в Париже предпринял ряд энергичных демаршей перед француз­ским правительством и главнокомандующим войсками Антанты маршалом Фошем, требуя их вмешательства[67]. Действуя в соответствии с полученными инструкциями, начальник военной миссии Антанты в Будапеште под­полковник Вике, еще в конце ноября протестовавший против введения чехословацких войск в Словакию, 3 декабря обратился к венгерскому правительству с но­той. В ней подчеркивалось право чехословацкого прави­тельства на оккупацию Словакии и содержалось требо­вание о выводе венгерских войск с ее территории[68].
В политических кругах Будапешта нота Викса выз­вала бурю. Используя аргументацию, к которой, импе­риалисты Запада были особенно чувствительны, венгер­ская буржуазная печать стала угрожать, что принятие условий Антанты приведет к распространению в Венгрии большевизма. Тем не менее венгерское правительство, реально учитывая сложившееся соотношение сил, дало указание своим войскам отступить без боя. Чехословац­кие отряды вновь начали продвижение в глубь Слова­кии. Основной костяк оккупационных войск составили прибывшие в декабре из Италии две дивизии чехосло­вацких легионеров, возглавляемые итальянской военной миссией во главе с генералом Пиччионе.
На этот раз чехословацкие войска почти не встречали сопротивления. Произошли лишь отдельные стычки с небольшими венгерскими отрядами, которые вышли из-под контроля будапештского правительства. Однако правительство Карольи продолжало прилагать, макси­мум усилий, чтобы сохранить все, что возможно. Вос­пользовавшись тем, что между Словакией и Венгрией отсутствовала какая-либо определенная граница, вен­герский военный министр Барта заключил с Годжей 6 декабря новое соглашение о временной демаркацион­ной линии, проведенной на базе этнической границы с рядом отклонений в пользу Венгрии[69]. За пределами Словакии оставались такие города, как Братислава, Кошице, Лученец , Левоча и др. Правда, в соглашении отмечалось, что «демаркационная линия сохраняет силу лишь до тех пор, пока из Парижа не придут новые инст­рукции»[70]. По утверждению самого Годжи, он рассмат­ривал подписанное им соглашение как временный ком­промисс, направленный на то, чтобы очистить от вен­герских войск хотя бы часть Словакии[71]. Действительно, уже 6 декабря он обратился к Бенешу с предложением добиться от французского правительства или верховного командования Антанты проведения демаркационной ли­нии значительно южнее[72].
Как бы там ни было, соглашение от 6 декабря ожи­вило надежды венгерского правительства. Венгерский министр обороны в инструкции, направленной нацио­нальному совету в Кошицах, подчеркнул, что в случае необходимости согласованная с Годжей демаркационная линия будет защищаться силой оружия[73]. Однако в ре­зультате повторных протестов чехословацкого прави­тельства 24 декабря последовала новая нота командую­щего войсками Антанты в Юго-Восточной Европе генера­ла Франше д'Эсперей. В ней отмечалось, что демаркаци­онная линия должна проходить «в соответствии с исто­рическими границами словацкой земли», что в основном соответствовало и позднейшим границам Словакии, и содержалось требование вывода венгерских войск за пределы намеченной линии[74].
Хотя венгерское правительство и протестовало про­тив новой ноты союзников, оно все же решило подчинить­ся выдвинутым в ней требованиям. Мало того. В ряде мест, где революционное движение приобрело особенно широкий размах, представители венгерских властей са­ми стали обращаться к командованию чехословацких войск с просьбой о помощи. Так было, например, в Бра­тиславе, где в конце декабря, после вывода венгерских войск, контроль над городом практически перешел в ру­ки рабочего совета. Комиссар правительства Карольи в Братиславе послал даже специальную делегацию к ко­мандованию чехословацких войск с просьбой ускорить вступление в город[75].
Несмотря на отдельные вооруженные столкновения, в целом процесс занятия Словакии проходил без серьез­ных помех и завершился примерно к 20 января 1919 г., когда чехословацкие части не только дошли до демарка­ционной линии, но и в нескольких местах перешагну­ли ее.
Готовясь к оккупации Словакии, правительство Кра-маржа приняло ряд решений, которые определяли ее статус в рамках Чехословацкой республики, а также систему организации власти на ее территории. Важней­шим из них стал так называемый Закон о чрезвычайных переходных мерах в Словакии, утвержденный Нацио­нальным собранием 10 декабря 1918 г.[76] Закон отменял юридические акты, связывавшие Словакию с Венгрией, объявлял словацкий язык официальным языком на тер­ритории Словакии. В остальном же он был направлен не столько против наследия старого венгерского государст­ва, сколько против тех изменений, которые произошли в Словакии под влиянием революционных событий. Чинов­ники старого королевского правительства временно оста­вались на своих постах при условии, что они принесут присягу Чехословацкой республике. Закон не предусмат­ривал создания каких-либо демократических выборных органов. Вся власть передавалась в руки министра по делам Словакии, который обладал почти неограниченны­ми полномочиями. Этим министром был назначен В. Шробар.
Деятельность министерства Шробара на контроли­руемой им территории началось с восстановления ста­рых административных органов. Его представители на местах обратились к разбежавшимся венгерским чинов­никам с призывом вернуться на свои посты [77]. В полной неприкосновенности была сохранена и старая судебная система. Однако в ряде случаев судьи отказывались признавать власть Чехословацкого государства, заявляя, что они будут подчиняться лишь приказам венгерского правительства[78]. Подобный саботаж вносил еще боль­ший хаос в деятельность административного аппарата.
Права национальных советов были сведены до мини­мума. Распоряжением министра по делам Словакии от 23 января 1919 г. национальные советы были вообще распущены, а их функции переданы назначаемым из центра административным управлениям и комиссиям[79]. Это решение сопровождалось известным нам уже из практики чешских земель выражением «благодарности за неоценимые службы»[80]. Рабочие советы правительст­во решилось распустить не сразу. Но их права были рез­ко ограничены. В инструкции В. Шробара от 15 февраля 1919 г. отмечалось, что после роспуска национальных и других советов не может быть разрешена и деятельность рабочих советов, а за рабочими сохранялось лишь право создавать так называемые комитеты по предотвращению безработицы[81]. Тем не менее отдельные рабочие советы продолжали существовать и позднее, но они практиче­ски лишены были какой-нибудь реальной власти.
Поскольку в Словакии деятельность старого админи­стративного аппарата удалось восстановить лишь отча­сти, а создание нового аппарата наталкивалось на серьезные трудности, активную роль в организации вла­сти на местах, особенно в первый период, играли воен­ные органы, находившиеся под общим руководством итальянской военной миссии. В приказе, определявшем задачи чехословацких войск, подчеркивалось, что про­движение в глубь словацкой территории должно прово­диться «по возможности тихо и без кровопролития»[82]. Задачи, которые им предстояло выполнить на оккупиро­ванной территории, формулировались следующим обра­зом: «Обеспечение авторитета учреждений Чехословац­кой республики, разоружение и рассеяние всех регуляр­ных и иррегулярных отрядов... разоружение населения, обеспечение порядка и спокойствия, охрана государст­венного имущества, личной безопасности и частной соб­ственности» [83].
Одним из первых мероприятий, проведенных оккупа­ционными властями на занятой территории, было изда­ние приказов о разоружении населения и немедленном возвращении государственной и частной собственности, отчужденной во время массовых выступлений в октяб­ре— ноябре 1918 г.[84] Примечательно, что возглавлявшие чехословацкие легионы итальянские, а позднее и фран­цузские офицеры быстро сблизились с представителями венгерской буржуазии и особенно аристократии[85]. Когда Шробар пытался протестовать против этого, Масарик отказался его поддержать со ссылкой на то, что «следу­ет полностью избегать всего, что могло бы усилить раз­дражение венгров...»[86] О каких венграх шла речь, сви­детельствует ряд сохранившихся документов, в которых министерство обороны и другие чехословацкие органы требовали оградить от каких-либо неприятностей круп­нейших венгерских магнатов и реакционных полити­ков— графов Андраши, Эстергази, Аппони и др.[87]
По отношению же к трудящемуся населению руко­водство легионов вело себя совершенно по-иному. На участников революционного движения обрушились реп­рессии. Многие были арестованы. В отдельных случаях под предлогом «борьбы с беспорядками» совершались и массовые казни[88]. Дело зашло так далеко, что даже известный своими реакционными взглядами генерал Пиччионе, выступая перед подчиненными ему офицерами, вы­нужден был их уговаривать относиться более умеренно к местному населению[89]. Произвол командного состава оккупационных войск вызывал растущее недовольство не только среди гражданского населения, но и в воинских частях. В середине декабря вспыхнул мятеж солдат гар­низона в городе Кремница, отказавшихся подчиняться приказам офицеров[90]. В январе серьезные волнения про­изошли в частях, расположенных в городах Братислава, Кошице, Лученец[91]. В донесениях военных органов с беспокойством отмечалось, что в отдельных частях воз­никают подпольные революционные организации. Отме­чая усиливавшееся возмущение реакционным характе­ром деятельности итальянской военной миссии, В. Шро­бар уже в конце января 1919 г. сообщал Крамаржу: «Существует опасение, что наша армия откажется им подчиняться и это приведет к катастрофическим послед­ствиям» [92].
Приведенные факты говорят о том, что власть, уста­новившаяся в Словакии к началу 1919 г., была еще очень непрочной. Тем не менее выступавшей единым фронтом чешской и словацкой буржуазии удалось добиться изве­стной консолидации буржуазного строя в Словакии. Одна из главных причин этого заключалась в том, что развернувшееся здесь революционное движение при всей своей массовости отличалось чрезвычайно низким уров­нем политической целенаправленности и организованно­сти. Массы стихийно стремились раз и навсегда покон­чить с эксплуататорским строем, но они, как правило, были далеки от понимания того, как практически это сделать. Дезориентация масс в немалой степени была связана с той ролью, которую в обстановке революцион­ного кризиса сыграли социал-демократические органи­зации, действовавшие на территории Словакии.

Наибольшей активностью в рассматриваемый период отличалась верхневенгерская организация венгерской социал-демократической партии, центр которой нахо­дился в городе Кошице. В ней заметную роль играли социал-демократы, придерживавшиеся левой ориента­ции[93]. Влияние этой организации распространялось главным образом на южные и восточные районы Слова­кии, где в течение короткого времени она превратилась в серьезную политическую силу. Ее члены сыграли важ­ную роль в формировании демократических органов вла­сти во многих городах и районах. В своих воззваниях и решениях руководители верхневенгерских социал-демок­ратов стремились исходить из революционных позиций, подчеркивая идею единства венгерских, словацких и не­мецких трудящихся в борьбе против всех угнетателей, независимо от их национальной принадлежности[94]. Но идейно-теоретическая слабость и укоренившиеся оппор­тунистические традиции не позволили верхневенгерской организации найти правильное решение ряда важнейших практических вопросов. Насколько можно судить по имеющимся в литературе данным, она не прилагала серьезных усилий, чтобы возглавить революционную борьбу за землю основной массы трудящегося населения Словакии — крестьян. Расширению влияния верхневен­герских социал-демократов на значительную часть сло­вацкого населения мешали и элементы национализма, традиционная привычка рассматривать словацкий во­прос лишь в рамках границ старого венгерского государ­ства. Сильные и слабые стороны деятельности этой орга­низации проявились, в частности, в решениях ее конфе­ренции, состоявшейся в конце декабря 1918 г.[95] В резо­люции конференции выдвигалось требование, чтобы на территории, занятой чехословацкими войсками, обеспе­чивалось соблюдение гражданских свобод, а рабочий класс в должной мере был представлен в органах госу­дарственного управления. Правильно указывая на импе­риалистический характер политики чешской буржуазии, авторы резолюции не сумели в то же время освободиться от иллюзий о «народном» характере правительства Карольи[96]. Конечно, правительство Карольи, позиции которого были чрезвычайно шаткими, вынуждено было идти в ряде случаев на большие уступки революционно­му движению, чем правительство Крамаржа. Но, прини­мая такое маневрирование за чистую монету, верхневен­герские социал-демократы при всей своей субъективной революционности в подходе к словацкому вопросу сбли­жались с позицией венгерской буржуазии, не желавшей отказаться от господства над словацким народом. В ко­нечном счете это серьезно ограничивало боевую актив­ность организации, объективно облегчая проникновение национализма в рабочее движение Словакии.
Что же касается руководства словацкой социал-де­мократии, то оно в момент распада Австро-Венгрии фак­тически свернуло свою деятельность. Отдельные выступ­ления словацких социал-демократов сводились главным образом к уговорам соблюдать «спокойствие и порядок», пассивно ожидая дальнейшего развития событий. Орга­низованная деятельность партии стала фактически вос­станавливаться лишь после прихода в Словакию чехо­словацких войск. Первым шагом в этом направлении был созыв 25 декабря 1918 г. съезда в Липтовском Ми-кулаше. На съезде присутствовало 80 делегатов, пред­ставлявших около 12 тыс. членов партии, т. е. примерно одну четвертую часть организованных рабочих Слова­кии[97]. В докладе лидера партии Э. Легоцкого, а также в принятой съездом резолюции выражалась полная под­держка идеи создания Чехословацкого государства, под­черкивалось его значение для национального освобожде­ния словацкого народа, решительно осуждались попыт­ки создания марионеточного словацкого государства под эгидой Венгрии. Но в решениях съезда практически от­сутствовала критика в адрес чешской и словацкой бур­жуазии, обходился не только вопрос о самостоятельных классовых целях пролетариата, но и о его непосредст­венных экономических и социальных нуждах и требова­ниях. Съезд закончился принятием восторженных при­ветствий в адрес Масарика и Шробара[98]. Насколько можно судить по отчету, опубликованному в газете «Ро-ботницке новины», съезд прошел под знаком полного торжества идеи сотрудничества со «своей» буржуазией. Он способствовал распространению в словацком рабо­чем движении иллюзий о характере чехословацкого бур­жуазного государства, росту национализма, ставшего одним из серьезнейших орудий буржуазии в борьбе за укрепление своего классового господства не только в Чешских землях, но и в Словакии.
Однако спад революционной волны, наступивший в Словакии после прихода чехословацких войск, отнюдь не означал полного триумфа чешской и словацкой бур­жуазии. Голод и безработица, ограничение гражданских свобод и политические репрессии — все это создавало живительную почву для сохранения и распространения революционных настроений среди трудящихся масс. Этс подтвердила, в частности, крупнейшая забастовка, охва­тившая в феврале 1919 г. большинство промышленных центров Словакии. Влияние революционных сил венгер­ского пролетариата, установление контактов с формиро­вавшимся авангардом чешского рабочего движения так­же служило мощным импульсом для активизации рево­люционных элементов в Словакии. О том, как револю­ционно настроенные словацкие рабочие оценивали сло­жившуюся ситуацию, свидетельствует, например, пись­мо, опубликованное в первом номере начавшей выходить в Праге газеты чехословацких левых «Социальни демок­рат»: «И мы, словаки, воспрянули под солнцем первых дней освободительной революции. Измученная тысяче­летним гнетом душа словака возликовала. Не будет ни господ, ни рабов. Расплата постигнет не только виновни­ков войны, но и тех, кто обрекал на голод и убивал на­ших жен и детей. И действительно, мы, эксплуатируемые, и впрямь стали хозяевами положения... Мы избавились от многих королевских нотаров и районных начальников, избавились от жандармов венгерского правительства. Жаль, что наша радость продлилась недолго. Всю власть в деревнях захватили клерикалы и аграрии, а в городах — наши классовые враги и спекулянты... Это настоящая клерикально-буржуазная диктатура. Но оши­бается тот, кто думает, что словацкий пролетарий при­мирится с этим положением. Мы безоговорочно встали на платформу Чехословацкой республики. Но мы со всей решимостью заявляем, что поведем непримиримую борь­бу против любого угнетения и эксплуатации словацкого народа. Чехословацкая республика должна стать социа-листической..!»[99]
К концу 1918 г. в Словакии возникла сложная и противоречивая обстановка. Мощное социальное движе­ние глубоко потрясло основы старого эксплуататорского строя. Однако, несмотря на существование отдельных пролетарских очагов, в целом это движение носило пре­имущественно мелкобуржуазный характер, отличалось раздробленностью, неорганизованностью, отсутствием четких целей и перспектив. В этих условиях Словакия стала объектом борьбы между чешской и венгерской буржуазией. В конечном итоге победа оказалась на стороне чешских правящих кругов, поддержанных дер­жавами Антанты, которым удалось добиться частичного подавления революционных сил в Словакии.
Но было бы неправильным рассматривать результа­ты вхождения Словакии в состав Чехословацкой респу­блики лишь с точки зрения обстановки конца 1918— начала 1919 г., не видеть их значения в свете более широкой исторической перспективы. Несмотря на сохра­нение существенных элементов национального неравно­правия, проявлявшегося прежде всего в экономической области, в рамках буржуазно-демократической Чехосло­вакии открылись сравнительно благоприятные возмож­ности для развития прогрессивных сил Словакии, подъема ее культурного уровня, способствовавшего завершению складывания словацкой нации. Сотрудниче­ство передовых представителей чешского и словацкого рабочего класса сыграло немалую роль в формировании и укреплении словацкого революционного авангарда. Вот почему, хотя образование Чехословацкой республи­ки в 1918 г. и не означало окончательного решения национально-освободительных и демократических задач, стоящих перед словацким народом, оно представляло собой большой шаг вперед в его историческом развитии.
Правда, империалистическая политика чешской бур­жуазии, так же, как и консервативные, сепаратистские тенденции словацкой реакции, подрывала основы един­ства чешского и словацкого народов, а тем самым и основы их национальной независимости вообще. Лишь победа над капитализмом позволила не только ликвиди­ровать социальные корни национального неравенства словацкого народа, но и принесла ему социальное осво­бождение.

---

[1]«Bojový odkaz roku 1919. Spomienky bojovníkov za Slovenskú republiku rád a za Maďarskú republiku rád». Bratislava, 1960, str. 161 — 162.
[2] V. Šrobár. Osvobodené Slovensko. Praha, 1928, str. 199—200.
[3]M. D z vo n í k. Ohlas Veľkej Októbrovej socialistickej revolúcie na Slovensku (1918—1919). Bratislava, 1957, str. 89.
[4]Cp. M. D z v o n i k. Указ. соч., стр. 79,
[5]См. например; «Říjen 1917...», стр. 24 а j. Многочисленные примеры деятельности национальных советов приводятся в работах В. Шробара и особенно К. Медвецкого.
[6] K. M e d v e c k ý. Slovenský prevrat, d. IV. Bratislava, 1931, str. 140—146. См. также: J. M l y n á r i k. Vývoj robotníckeho hnutia na strednom Slovensku v rokoch 1918—1920 —«Historický časopis», 1956, Na 3, str. 307.
[7] «Boiový odkaz roku 1919...», str. 26—27.
[8] K. M e d v e c k ý. Указ. соч., т. IV, стр. 26о.
[9] K. M e d v e c k ý. Указ. соч., т. IV, стр. 139.
[10]«Naše revoluce», VI, str. 141.
[11] K. M e d v e c k ý. Slovenský prevrat, d. II. Bratislava, 1930, str. 12.
[12] V. S r o b á r. Osvobodené Slovensko, str. 199—200.
[13]K. M e d v e c k ý. Указ. соч., т. II, стр. 54.
[14]В. Марьина. Великая Октябрьская социалистическая революция и развитие революционного движения в Словакии в 1918—1920 гг.—«Из истории революционного движения народов Чехословакии». Мм -1959, стр. 324.
[15]T. Haj d ú. Úloha rád v maďarskej októbrovej buržoázno-demokratickej revolúcii.—Historický časopis, 1955, 4, str. 549.
[16]«Bojový odkaz roku 1919...», str. 127.
[17] Там же, стр. 86.
[18] «Říjen 1917...», str. 102—104.
[19] «Ríjen 1917...», str. 102—104.
[20] Один из участников переписи, проводившейся весной 1919 г. в Восточной Словакии присланными из Праги чиновниками, вспоминал; «С особым напряжением мы ожидали ответа на вопрос о национальной принадлежности. „Вы словак?".— Непонимающий взгляд. За исключением жителей одной деревни везде нам отвечали; „Я говорю по-словацки и по-венгерски".— „Я не спрашиваю, как вы говорите, а кто вы — венгр или словак". Здесь обычно начиналось длительное объяснение... Часто звучал ужасный ответ: „А, все равно! Если будет хорошо среди венгров —я венгр, если среди чехов —
я словак"» {Р. Р е r о u t k a. Указ. соч., т. I, стр. 210).
[21] M. D z v o n i k. Указ. соч., стр.89
[22] T. H a j d ú. Указ. соч., стр.549.
[23] M. D z v o n í k. Указ. соч., стр.102.
[24] F. Peroutka.Указ. соч., стр.342.
[25] MMTVD, V, 267 Old.
[26] «Robotnícké noviny*, 7.XI 1918.
[27] J. Ježek. Účast dobrovolníků v boji Slovensko a Těšínsko v letech 1918—1919. Praha, 1937, str. 23.
[28] «Naše revoluce*, VIII, str. 175; IX, sir. 360—371; V. Chalouoecký. Zápas o Slovensko. Praha, 1930, str. 58.
[29] «Naše revoluce*, IX, str. 360—371.
[30] J. Dérer. Slovenský vývoj a ludácká zrada. Praha, 1946, str. 106.
[31] M. H r o n s k ý. Tajná porada Slovenskej národnej strany.— «Dějiny a soucastnost, 1965, č. 12, str. 36.
[32]«SIovenske ludové noviny*, 5.XI. 1918.
[33]« Slovenské ludové noviny», 15.XI 1918.
[34] M. D z v o n í k. Указ. соч., стр.83—84.
[35] F. Peroutka. Указ. соч., стр. 178.
[36]АНСЧ, ф. НК 1918, протокол заседания 5.Х! 1918 г., стр. 64.
[37] Там же, протокол заседания 13.Х1 1918 г., стр. 3.
[38] V. Š r o b á r. Osvobodené Slovensko, str. 194—195. При создании этого правительства не принимался во внимание факт существования Словацкого национального совета, В Праге опасались, что руководители Словацкого национального совета заключат с Кярольи соглашение, которое в той или иной мере могло бы закрепить зависимость Словакии от Венгрии. Но характерно и то, что создание временного правительства не вызвало возражений со стороны представителей Словацкого национального совета. И здесь мы сталкиваемся со своеобразным проявлением политики «двойной страховки», аналогичной той, которую в свое время чешская буржуазия приводила по отношению к Вене. В то время, как словацкие буржуазные политики, находившиеся в Праге, выступали с решительными антииенгеоскнми заявлениями, другие, оставшиеся на территории Словакии (а это были, как правило, более консервативно настроенные деятели), стремились оставить открытыми двери для того, чтобы в случае необходимости пойти на компромисс с. венгерским прапительством.
[39] V. Š r o b á r. Osvobodené Slovensko,str. 302: V. Chaloupecký. Указ. соч., стр. 63.
[40] V. Š r o b á r. Osvobodené Slovensko,str. 211.
[41] TZNS, str. 25.
[42] Имелись в виду опасения, что находившиеся на Балканском фронте германские войска под командованием Маккензена попытаются оккупировать некоторые районы бывшей Австро-Венгрии.
[43]M. Vietor. Slovenská sovietska republika v roku 1919. Bratislava, 1955, str. 117; V. Chaloupecký. Указ. соч., стр.73.
[44] V. K r á I. Intervenční válka..., str. 35.
[45] Там же.
[46] J. J e ž e k. Указ. соч., стр. 39—40.
[47] V. Š r o b á r. Osvobodené Slovensko, str. 250.
[48] M. D z v o n í k. Указ. соч., стр. 109.
[49] F. Peroutka. Указ. соч., стр. 217.
[50] M. D z v on í k. Указ. соч., стр.101.
[51] V. Š r o b á r. Osvobodené Slovensko, str. 211.
[52] «A History of the Peace Conference of Paris». Ed. by H. W. Temperley, vol. I. London, 1920, p. 491—492.
[53] BOSVCS, str. 22.
[54] Там же.
[55] TZNS, str. 25.
[56] Там же, стр. 26.
[57] M. D z v o n í k. Указ. соч., стр.105—106.
[58] M. Vietor. Указ. соч., стр.25.
[59] M. V i e t o r. Указ. соч., стр. 25.
[60] Там же.
[61] Там же.
[62] V. C h a I o u p e c k ý. Указ. соч., стр. 127.
[63] F. Peroutka, Указ. соч., стр.354.
[64] Magyar Országos Levéllar, Miniszterelnökség {далее — OL МЕ), MT Inv. 1918 nov. 29.
[65] V. Chaloupecký. Указ. соч., стр. 156—157.
[66] OL ME, MT inv., 1918 dec. 1.
[67] E. Beneš. Světová válka a naše revoluce, d. II. Praha, 1928, str. 485-487.
[68] E. Beneš, Světová válka..., d. II, str. 489.
[69] E. Beneš. Světová válka..., d. III, str. 528.
[70] Там же.
[71] P. Peroutka. Указ. соч., t. I, стр.375.
[72] E. B e n e š. Světová válka.,., d. II, str. 492.
[73] M. V i e t o r.Указ. соч., стр.31.
[74] E. B en e š. Světová válka..., d. II, str. 497.
[75] В.Марьина. Указ. соч., стр.336.
[76] S. Z. a N. 1918, No. 64.
[77] M. V i e t o r. Указ. соч., стр.39.
[78] Там же., стр. 48.
[79] BOSVČS, str. 166.
[80]Там же.
[81] M. V i e t o r. Указ. соч., стр.325—326.
[82]«Naše revoluce*, IV, str. 53.
[83] Там же.
[84] M. Dzvoník.Указ. соч., стр.112
[85] АМИДЧ, ПА, № 3553, 4289 и др.
[86] V. Král. Intervenční válka..., str. 47.
[87] Там же, стр, 43—44.
[88] Об одной из таких расправ, произошедшей в городе Зволен, рассказывает в воспоминаниях О. Стриеш («Říjen 1917...», str. 337).
[89]L. H o l o t í k. Úloha talianskej a francúzskej vojenskej misie na Slovensku r. 1919.— «Historický časopis», 1953, No. 4, str. 584.
[90] K. M e d v e c k ý. Указ. соч., стр. t. II, crp. 281.
[91] M. V i e t o r. Указ. соч., стр.59.
[92] L. Holotík. Úloha talianskej a francúzskej vojenskej misie..., str. 592—593.
[93] Cp.: «Bojový odkaz roku 1919...», str. 128
[94] M. D z v o n í k. Указ. соч., стр. 114.
[95] M. D z v o n í k. Указ. соч., стр. 115.
[96] Там же.
[97] «Robotnícke noviny», 8.1 1919.
[98] Там же.
[99] «Sociálni demokrat», 28.11 1919.